Стерео

Эрик кручил гайки в маленькой мастерской, где запах отработанного масла и холодный свет ламп были постоянными спутниками. Его дни проходили по отработанному сценарию: клиенты, крики компрессора, уверенные движения рук, которые помнили любую машину лучше, чем он сам. Жизнь была проста, однообразна и понятна — до появления незнакомца. Этот человек ворвался без предупреждения: грубый голос, короткие фразы, провокационные улыбки, как будто ему нравилось нарушать порядок. Он не скрывал раздражения, входил в цех с видом хозяина, перебирал инструменты и задавал вопросы, которые никто не задаёт посторонним. Слова незнакомца попадали в Эрика будто по назначению: короткие, точные намёки на события, о которых Эрик тщательно молчал. Что-то в тоне, в выборе фраз, в тех крохотных деталях, которые никто не мог знать, как молоток, брошенный по нотам. Сердце Эрика сжималось — не от страха за жизнь, а от старой стыда и горечи, которую он годами прятал под слоем будничных забот. Он пытался не отвечать, отмахивался и возвращался к работе, но каждый раз в голове всплывали обрывки: ночь, имя, звук шагов — смутные фрагменты, которые он не хотел видеть. Незнакомец умел ждать и провоцировать; появлялся в шумный день и в час, когда город засыпал, задавал вопросы так, что даже молчание становилось признанием. Эрик чувствовал, как привычная защита рассыпается. В мастерской, где раньше всё было чётко и понятно, теперь присутствовала напряжённая дрожь: прошлое находит путь к настоящему, и никто не обещал, что оно оставит его в покое. Иногда он ловил себя на том, что рассматривает трещины в плитке, пересчитывает инструменты — любой ритуал, чтобы не слушать слова, которые рвутся наружу. Соседи наблюдали из дверей, но не лезли; у Эрика не было желания объяснять, и незнакомец словно нажимал на скрытую кнопку, чтобы воспоминания стали громче. Теперь выбор казался неизбежным: сдержаться или позволить прошлому прорваться.